ПОВЕСТИ

БИЛЕТ НА ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС

БИЛЕТ НА ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС

«Перо потянется к бумаге…» Сопротивляюсь. Сопротивлялся, точнее. Надломило меня перо. Заточил карандаш, и – «мели, Емеля, твоя неделя». Тема как будто закрыта. Дописана книга любви. Казалось, ни одна впредь не постучится в двери нашего сознания, не заскрипит садовая калитка. Скрипнула калитка заржавевшей души. Появился интерес. Заинтересованность.
Позвонила Инна. Нет, не та, из юности. Наша, городская. Инна певчая. Голосистая. Художница. Но речь не о ней ведется. Она позвонила, предложила «обмыть» Альманах, который местные литераторы и художники выпустили к 35-летию города. Сказала, что в числе других гостей будет Татьяна. Я сразу сообразил, которая эта Татьяна, хотя были и сомнения.
Татьяну до этой вечеринки я видел, наверное, лишь раз. Очень давно. В доме культуры «Нефтяник». На одной из организационных встреч участников литобъединения, которое то распадалось, то вновь, подобно фениксу, возрождалось. Объявление дал местный графоман И. Ванченко, щуплый мужиченка в очках, считающий себя, видимо, гением. С ним у нас были постоянные стычки. Он, похоже, видел во мне конкурента №1.
Среди немногочисленных авторов была и Татьяна, светло-русая, голубоглазая. Кассирша «Нефтяника». Поэтесса. Но стихов ее послушать не успел. Только она собралась начать читать их, как И. Ванченко бросил в мой адрес какую-то колкость. Я грубо ему ответил. Чуть ли не морду ему хотел набить. И ушел. Да, это было весной 1998 года, после того, как И. Ванченко опубликовал в «Северной звезде» пасквиль, адресованный мне. Это, видимо, и послужило подводным камнем. Жалел, что не услышал стихов Татьяны. Судя по ее внешности, она обладала так называемой душой, а это уже предрасположенность к поэзии, при наличии некоторых навыков и заинтересованности.
И. Ванченко после той публикации заметно продвинулся. Напечатал недавно даже какие-то книги. Маститым стал. Ну да Бог с ним. Главное, он дал тогда объявление, организовал первую встречу с Татьяной, за что ему отдельное спасибо.
И вот звонок Инны. Она работает художником в «Нефтянике», стало быть, знакома с Татьяной.
Мне было предложено явиться на вечеринку с гитарой. Предполагалось, что я там буду петь. Из мужчин были заявлены художники А. Никулин и А. Мельников. Никулин совсем седой, пенсионного возраста, бывший директор ДХШ (детская художественная школа), из которой его уволили. Скандальная история. (Ныне Александра Прохоровича уже нет, ушел в 2005-м).
Мельников – фотокор газеты нефтяников, как бы друг. Учитель первый в живописи. Тоже седой и пенсионного возраста.
Я поехал в гости на машине, дабы не тащиться с гитарой через весь город. Все же не 17 лет. И даже не 27. Да и не 37 уже. О боже! Сколько же? А еще плюс 11.
Такая вот «молодежная» компания.
Стол ломился от яств. Была водка. И пиво. И я все это пил, намереваясь оставить машину на стоянке у общежития. Таня ни водку, ни пиво не пила, как и ее подруга Лена (художница).
Таня пришла на вечеринку в коротком черном платьице, которое почти полностью открывало ее стройные ножки. И вот этой своей хорошенькой ножкой она и врезала по моему пьяному воображению. Как она приплясывала, сидя от меня справа, своей левой ножкой в такт моему пению! Я следил взглядом за пируэтами ее левой ноги, и это меня заводило еще больше. Пел, чувствуя, что фальшивлю. А позднее и вердикт соответствующий получил. От Тани тоже. Она призывала меня учиться играть на шестиструнной гитаре.
Был эпизод еще с ногами. Никулин под столом подтянул свою конечность к ноге Тани. Он к ней неровно дышит. Похоже, у них даже флирт. Она, видимо, бывала в его холостяцкой квартирке. И вот когда Никулин шкодливо потянул свою ногу, чтобы слегка лягнуть Татьяну, я, продолжая играть, как футбольный мяч, отбросил ногу противника. Получилось забавно. Подковерная борьба. Как в жизни.
Таня прочитала несколько своих стихотворений, которые мне понравились. Не нравилось мне то, что с ней намеревался уйти Никулин (Мельников ушел раньше, по-английски). А мне перепадала, видимо, Елена, либо кто-то еще.
Финал получился неожиданным даже для меня. Никогда прежде не садился я пьяным за руль. А пьян я был прилично. Водка с пивом. На улице ночь. Ближнего света нет. И еще легкая досада на то, что ту, которая нравится, уводит другой. Предложил довезти, кому по пути со мной. Но они пошли в другую сторону. А я поехал домой, не зная, чем закончится эта поездка…
Третья встреча с Татьяной состоялась опять на литобъединении, но уже в другом помещении, под руководством другого человека. А суть та же. Начало выдалось шубутливое. Пришла Венера, директриса музея, которая выпнула недавно с выставки мои картины. Есть у меня к ней претензии. И вот нам бросили яблоко раздора. Решить, кому из двух художников отдать премию Главы города. Две тысячи рублей. И мы стали делить. Я увлекся. Защищал Пентелькова. Венера выступала за Репникова. Каюсь, наговорил резких слов. Это была явная провокация. Я позднее это понял. Старею. Но «воробьи» вылетели. И Татьяна была свидетельницей.
Вторая половина литобъединения прошла с чаем, за сдвинутыми столами. Читали стихи, общались.
Татьяна прочитала стихотворение, в котором говорилось о какой-то гитаре и т.д., и я подумал, что это обо мне, о той вечеринке. Зацепил поэтессу. Никогда никто не говорил обо мне стихами, кроме пародистов, разумеется. Щекочет нервишки. Приятно… Возможно, это о ком-то другом…
Ушла Татьяна раньше. Опять с Еленой. Я в это время разговаривал с новой знакомой. Оказалось, землячка. Из соседнего райцентра. И даже общие знакомые есть. Пианистка. Она аккомпанировала Инне, которая поразила меня силой своего соловьиного голоса.
Стихи Татьяна читала из тетради, хотя первых два по памяти.
В тетради у нее очень откровенные стихи. Она смутилась, и прервала чтение. Встала из-за стола, отнесла, смущенная, тетрадь.
Надо было, наверное, тоже уйти пораньше, проводить, быть может, ее. Но мне показалось неудобным оставлять вдруг новую знакомую. Да и не хотелось выдавать своих симпатий, хотя, по моим взглядам, это было нетрудно заметить.
Сегодня, после утреннего кофе, зарифмовал, думая о Татьяне, 12 строк. Только что надписал название стихотворения: «Поэтесса».
Нарушил-таки намерение не заводить более ни на кого «досье». Нарушитель. Но есть такое состояние: «не могу молчать».



2.

Была еще встреча с Татьяной. На ее рабочем месте. Я пришел на репетицию. Увяз в ненужном, оказалось, деянии. Случайно однажды зашел в «ДК», случайно встретился с режиссершей местного театра «Новый день». Дал ей позднее черновик своей пьесы «Пощечина», чтобы отпечатали ее и, возможно, поставили. Печатанье затянулось. Темнит что-то режиссерша. Стал переживать за судьбу рукописи. Второй урок. Не отдавать черновики, не имея второго экземпляра. Потому и хожу, через репетицию. Проходили в зал с «труппой». Шли мимо открытой двери кассы, где и сидела Татьяна. Я зашел. Следом зашла режессерша. Купила у Татьяны две коробки меда. И ушла. И мне захотелось посодействовать побочному бизнесу Татьяны. Решил купить мед. Лекарство все-таки, если мед настоящий. Заплатил за одну банку.
- Забирай последнюю, - сказала Татьяна.
Пришлось забрать. Незапланированная трата денег, которых остается все меньше.
- Телефон домашний есть? – спросил.
- Есть.
- Запиши.
Она записала, указав не только имя, но и отчество, и фамилию.
Долго задерживаться не стал. На прощанье поцеловал руку, оттянув ее чуть от открытого окошка, за которым стоял какой-то юный покупатель билетов – так, чтобы ему не было видно наших нежностей.
Звонил днем, 19 октября, в День Лицея. Дважды звонил, но Татьяна, как узнал позднее, была на работе. Работает через день, с 9 утра до 9 вечера. Третий мой звонок был в тот же день, уже после ее возвращения с работы, в половине одиннадцатого.
- Слушаю вас, - сказала приветливо-ласково. Но я промолчал, посчитав, что звонок слегка поздноват для культурного человека. А на следующий день был наказан за эту игру в прятки. Позвонил.
- Слушаю, - отвечает.
И мы стали с ней разговаривать. Весь разговор записал на магнитофон. Мог бы его воспроизвести дословно. Правда, звона кастрюльных крышек не воспроизведешь.
- Кто это там у вас шумит?
- Внук. Крышками играет.
Где-то в это время произошла небольшая заминка, пауза еле заметная. Оказалось, Татьяна – бабушка. Дочь ей оставила сына, нянчится, а сама ушла на работу.
Вот так влюбился! В бабушку. Как там в песне пелось: «Ярославне в час разлуки говорил, наверно, князь: «Хмуриться не надо, Ладушка, даже если станешь бабушкой…»
И чему удивляться? Но ведь выглядит Татьяна так молодо! Думал, сколько ей может быть лет. И вот выяснилось. Около сорока. И это еще раз напоминает, какие мы уже не молодые, а все туда же, в женихи да невесты.
Рано или поздно все равно открылась бы эта подробность. Но. В первом телефонном разговоре… Проза жизни. Хотя, была и поэзия. Татьяна, по моей просьбе, продиктовала мне стихотворение, которое читала на заседании лито. За исключением двух-трех, не расслышанных магнитофоном слов, привожу его ниже.
«Вы говорили мне «сударыня».
Вы были вежливы, галантны.
Вы песни пели под гитару мне,
Демонстрируя таланты.
Звучала музыка, горели свечи.
Казалось терпким мне вино.
Мы оба были рады встрече,
Но постучал рассвет в окно.
Меня вы проводили до крылечка
И нежно руку целовали.
Как билось у меня сердечко!
Вы снова встречу обещали.
Хоть на рассвете крепко спится,
…………………………в глаза,
Я выпущу из рук синицу
И отпущу на небеса…»

При более пристальным знакомством с этим произведением, я понял, что это не обо мне. На слух будто бы показалось. Гитара, вино. Правда, свечей не было. Но это можно отнести на творческую фантазию, на домысел. А вот рассвета точно не было. И вина она в тот вечер не пила. Видимо, стихотворение написано давно, заучено наизусть. Пропало очарование, ощущение сопричастность с творчеством поэтессы. Да, многое теряется при более подробном знакомстве. Нельзя близко приближаться к мечте. В мечтах все красиво, все идеально…
Очаруй меня снова, Татьяна. Что для этого нужно? Встретиться при свечах, не на рабочем месте. Чтобы было терпкое вино. Песни под гитару. Горящие глаза. Подвижные красивые ноги. Быть может, что-то еще, незнаемое пока. Свечи. Плечи. Черное платье. Черная ночь. Белизна бархатистой кожи. И так далее…



3.

И встреча состоялась. При свечах. Полторы свечи спалили, для справки. Встреча прошла на моей территории. Вчера. Она была в моей хибаре. Сидела не видавшем виды диване. Забралась на него с ногами, что вызывало соблазны. Короткая юбочка. Глаза сами фокусируются в нужных местах. Да были бы мы вдвоем, другое дело. Я же, как хозяин, должен был развлекать, веселить гостей.
Где-то в полдень позвонила Лена Журавлева, подруга Тани. Сказала, что они намереваются приехать, после пяти вечера. До этого мы с ней встретились в «ДК» Нефтяник. Лена минут за сорок нарисовала мой портрет. Пожалуй, впервые позировал я сам. Наговорил ей разных разностей. И как бы пригласил к себе.
После звонка Лены стал усиленно готовить плацдарм. Занес палас, бросил его на полусгнивший под линолеумом пол. То, что не закрыл палас, протер. Протер даже кое-где пыль, на полках, на вазочках и камнях. Поставил заранее на плиту чайник с водой для растворимого кофе, банку которого купил накануне. Часам к пяти был готов. Подходил к окну, смотрел. Ждал. И вот подъехала машина. Из нее стали выходить люди. Их оказалось больше, чем я ожидал. Помимо Тани и Лены приехали Инна и мужчина с музыкальным инструментом. «Со своим самоваром», как говорится. С охранником. С «кузнецом». Непредвиденка. Необходимо адаптироваться, а, значит, быть менее естественным. Да и чашек для кофе на такую ораву у меня не было. Но факт имел место быть. Я вышел, встретил гостей. Начало, как я и ожидал, пошло по сценарию разглядывания картин и прочего. А я мог разглядывать гостей.
Гости, помимо баяна, принесли коробку конфет «Вальс цветов» и чекушку водки. Я думал, мы ограничимся кофейком. Пришлось организовывать закусь. Достал копченых подъязков, пахучих и жирных. Таня оказалась большой любительницей рыбы, но чистить подъязков пришлось мне. Она немного выпила. Сидела рядом со мной на диване, в центре. Ее левая ножка опять была справа от меня. На шее у Тани зеленая газовая косынка, которая в полумраке казалась мне голубой. В разгаре веселья Таня сняла верхнею часть своего одеяния (пиджак), оставшись в майке без рукавов. Обнажила свои плечи, до которых хотелось дотронутся. Она была рядом, но все же какой-то промежуток нас разделял. Лишь изредка она поворачивалась ко мне всем корпусом, задевая меня ногами и другими частями тела, а так же своей прической. Это стимулировало мои желания.
Я достал чистый лист бумаги, предложил Тане что-то написать, автобиографическое. Это уже после того, как выяснилось, что я завел на Таню «досье». И даже прочитал для всех первую главу. Таня от сотворчества отказалась. Она много и к месту шутила. С чувством юмора у нее все в порядке. Остра на язычок. Не соскучишься.
Я стал ее расспрашивать, вытягивая из нее анкетные данные. Досье так досье. Отвечала не очень охотно. И «большого улова» не получилось. День рождения 11 июня 1960 года. Место рождения – в районе солнечного Магадана. Ново-Николаевский лагерный пункт, ныне Красные орлы. С ее слов. Не проверял на атласе, есть ли такие места на обширных просторах нашей родины.
В С… приехала в 1986 году. Семья из четырех человек. Оля, которая так рано сделала Таню бабушкой, родив ей внука Пашу. Ему сейчас полтора года. Оле – 21. Еще дочь Таня, которой 20.
Думал, что ее хобби стихи. Она считает, что пение и сбор грибов да ягод. Она «таежник» со стажем. В 17 лет пошла с пацанами в лес, стреляла из ружья, и… чуть не отстрелила голову какому-то пацану, изрядно попортив ему шапку. У нее же не плече, от отдачи, был огромный синячина. Такие они, русские женщины!
Крестилась Таня поздно, в тридцать лет. Во время крещения, поднимая тонкое крепдешиновое платье, которое и без того показывало, просвечивая, ножки Тани, чуть не совратила молоденького попа. Он совершал церковные таинства над ее коленями с особым рвением.
Таня рассказывала, как она любила в детстве ходить мимо окон одной женщины, из которых доносилась музыка, извлекаемая из пластинок переносным проигрывателем. Особенно запомнилась одна песня: «Эти глаза напротив…» И вот эта женщина стала позднее первой учительницей Тани. Таня поведала нам о том, что ей никогда не приходилось ночевать на вокзалах. Всегда везло. Даже в Москве смогла снять одноместный номер. Еще мы узнали, что Таня порвала свои голосовые связки, и ей делали операцию. Видимо, не случись этого, она могла бы быть намного голосистее.
Пели мы много. Пела Инна. Красивый, мощный голос. Баянист играл хорошо. Он, казалось, знал все песни, все мелодии. Анатолий Ефимович. Отличительная черта его портрета – очень выразительный нос, значительно превышающий стандарт. Видимо, интеллигентен. Тоже поет, но негромко. В ходе вечера я даже понял ту выгоду, которую поимел с приходом баяниста. Мне не надо было напрягаться, чтобы как-то развлекать собравшихся. И я мог, между делом, флиртовать, в рамках приличия, с Татьяной.
Нацеловался до одури! Со всеми. Дарил им книжки свои, «трехтомники», вазы. Таня выбрала вазу, на которой, после долгих мучений, изобразил я, наслушавшись песен Михаила Муромова, композицию «яблоки на снегу». Вазочка в виде шара с коротким горлышком.
- За эту вазочку ты должна выполнить мое желание.
- Какое?
Она стояла у входа в «зал», почти в центре комнаты. Я опустился на колени и поцеловал ее ногу, чуть выше и правее правого колена. Поцеловал, конечно же, не ее кожу, а изделие той фабрики, которое Таня одела на свои ножки. Таня не сопротивлялась этому порыву. Все остались довольны. И вазочка стала собственностью Тани. Яблоки соблазна сделали свое дело...
Не обошлось без накладок. Я ожидал какого-то подвоха. Не могло все пройти гладко. Не оставляют без внимания нас по-прежнему. Около 21 часа позвонила… Инна. Та самая, из далекой молодости. Я сказал, что у меня компания, попросил ее перезвонить через час. Она, конечно же, не позвонила. Можно считать это окончательным разрывом. Итог второй вечеринки. После первой произошел разрыв с экс-семьей.
В начале 12 Таня позвонила, вызвала такси. Веселье подошло к концу.
- Мы там вам написали, - сообщили мне подруги.
Когда успели? Видимо, когда мы с Инной обсуждали висящие там работы, говорили о керамике.
Во время сидения напротив, бросая взгляды на лицо и другие части тела Тани, отметил, какой у нее красивый, эротичный рот, какие сияющие глаза. Чуть не вывихнул свои, борясь с желанием смотреть на запретные места. Она ерзала на диване, поудобнее устраиваясь, и ее юбочка иногда показывала очень откровенные места. Я же помнил, что мы не одни, и надо ввести себя в меру прилично, хотя я и поэт с репутацией Казановы.
На прощанье никого не целовал. Музыкант выходил последним, следом за Таней. И вот они сели в подъехавшую автомашину. Укол ревности. Прошла информация, что Таня, видимо, заедет к Никулину, проверить, что там у него за компания, из-за которой он отказался поехать ко мне, будучи приглашенным.
Я помахал отъезжающим своей верхней ведущей конечностью. Это был последний «мазок» в картине «Вальс цветов». В коробке осталось три конфетки. Три «конфетки» только что были у меня, и я не одну из них не надкусил, не насладился близостью, которой был не прочь.
Не отразил шутливый эпизод с замерами параметров Тани. Хотел прямо на листе, на котором записывал данные, сделать риски границ ее левой стопы. Просил положить на лист руку, с целью ее обвода авторучкой. Отказалась со словами: «Может быть, мне еще сесть сюда?» Я мысленно это представил. А что, тоже параметры, отпечаток. Отпечатки. Но до этого мы, слава Всевышнему, не дошли.

Милый А...!
Благодарю за прекрасный вечер, подаренный нам. У тебя уютно, как за пазухой. Очень жаль расставаться, но пришло время, пора. Надеюсь, что это не последняя наша встреча. Желаю удачи в творчестве и в той самой, которая все время уходит, т. е. в любви.
(роспись Лены)

Ты лучше, чем кажешься
на первый взгляд.
(без подписи)

Документ, подтверждающий присутствие Тани в моих апартаментах.
Приятно читать такие словосочетания.
Спасибо, Татьяна Николаевна!
Пишите еще. Можно даже стихами.
Все подошьем в «досье».




Продолжение следует